Божьи воины [Башня шутов. Божьи воины. Свет вечный] - Анджей Сапковский

Чем раньше наступала тьма, тем становилось холодней, тем больше постояльцев вступало в споры и диспуты. Говорили, говорили, говорили. Вначале все вместе, а потом уж каждый сам с собой.

– Разрушат мне institorium. Все разбазарят, пустят по ветру, обратят в прах. Развалят все, чего я добился. Теперешняя молодежь!

– А все бабы – все до единой курвы. По желанию или по принуждению.

– Настанет апокалипсис, не останется ничего. Совсем ничего. Да что вам толковать, профаны.

– А я вам говорю, что с нами покончат раньше. Придет инквизитор, а потом сожгут. И так нам и надо, грешникам, ибо мы на Бога клевету возводили.

– Как солому пожирает язык огненный, а сено исчезает в пламени, так корень их будет гнилью, а поросль словно пыль, схваченная ветром, взметнется, ибо отринули они Законы Господнего Воинства.

– Слышите? Псих, а знает.

– Вот именно.

– Проблема в том, – сказал задумчиво Коппирниг, – что мы слишком много думали.

– О, вот, вот, – подтвердил Фома Альфа. – Никак не избежать нам кары.

– …будут собраны, заключены в темницы, а через много лет покараны…

– Слышите, псих, а знает.

У стены, в отдалении, страдающий dementia и debilitas бормотал и что-то бессвязно толковал. Рядом, на подстилке, Нормальный, охая и постанывая, истязал свои гениталии.

В октябре ударили еще более крепкие холода. Тогда, шестнадцатого – в датах позволял ориентироваться календарь, который Шарлей начертил на стене мелом, украденным у Циркулоса, – в Башню попал знакомый.

Знакомого втащили в Башню не божегробовцы, а вооруженные в кольчугах и стеганых кафтанах. Он сопротивлялся, поэтому получил несколько раз по шее, а с лестницы его просто-напросто сбросили. Он скатился и распластался на глинобитном полу. Обитатели Башни, в том числе Рейневан и Шарлей, смотрели, как он лежит. Как к нему подходит Транквилий со своей палкой.

– Сегодня у нас, – сказал он, по обычаю вначале поприветствовав новичка именем святой Дымпны, покровительницы и заступницы слабых разумом, – сегодня у нас святой Гавл. Однако побывало здесь множество Гавлов, поэтому, чтобы не повторяться… Сегодня у нас еще поминание святого Муммолина… Значит, будешь ты, братец, именоваться Муммолином. Ясно?

Лежащий на полу приподнялся на локтях, глянул на божегробовца. Несколько секунд казалось, что он краткими и тщательно подобранными словами прокомментирует речь Транквилия. Транквилий тоже, видимо, этого ожидал, потому что поднял палку и отступил на шаг, чтобы лучше размахнуться. Но лежащий только скрежетнул зубами и раздробил в них все, что не стал высказывать.

– Ну, – кивнул божегробовец, – понимаю. С Богом, брат.

Лежащий сел. Рейневан едва узнал его. Не было серого плаща, пропала серебряная застежка, пропал шаперон, пропала tiripipe. Облегающий вамс весь в пыли и штукатурке, разорван на обоих подбитых ватой плечах.

– Привет.

Урбан Горн поднял голову. Волосы у него были спутаны. Глаз подбит, губа разбита и опухла.

– Привет, Рейневан, – ответил он, – знаешь, я вовсе не удивлен, увидев тебя в Башне шутов.

– Ты цел? Как чувствуешь себя?

– Прекрасно. Прямо даже восхитительно. Вероятно, солнечный свет источается из моей жопы. Взгляни и проверь. Потому как мне это сделать трудно.

Он встал, ощупал бока. Помассировал крестец.

– Собаку мою убили, – сказал он холодно. – Заколотили. Моего Вельзевула. Ты помнишь Вельзевула?

– Мне очень жаль. – Рейневан прекрасно помнил зубы британа в дюйме от лица. Но ему действительно было искренне жаль.

– Этого я им не прощу, – скрежетнул зубами Горн. – Я с ними расквитаюсь. Когда вырвусь отсюда.

– С этим могут быть некоторые проблемы.

– Знаю.

Во время знакомства Горн и Шарлей долго приглядывались друг к другу, щурясь и покусывая губы. Было видно, что тут попал пройдоха на пройдоху и плут на плута, причем видно это было так явно, что ни один из пройдох ни о чем не спросил другого.

– Итак, – осмотрелся Горн, – мы сидим там, где сидим. Франкенштейн, госпиталь истинных каноников, стражей Гроба Иерусалимского.

– Башня шутов.

– Не только, – слегка прищурился Шарлей. – О чем многоуважаемый господин наверняка знает.

– Многоуважаемый господин, несомненно, знает, – согласился Горн. – Ибо его засадила сюда Инквизиция по епископскому сигнификавиту. Ну что ж, что бы ни говорили о Святом Официуме, их тюрьмы обычно приличны, просторны и опрятны. Здесь тоже, как говорит мне мой нос, принято время от времени котлы опоражнивать, а постояльцы выглядят неплохо… Кажется, божегробовцы заботятся. А как кормят?

– Скверно. Но регулярно.

– Это неплохо. Последней психушкой, с которой мне довелось познакомиться, была флорентийская Pazzeria при Santa Maria Nuova. Надо было видеть тамошних пациентов! Изголодавшиеся, завшивевшие, обросшие, грязные… А здесь? Вас, как вижу, хоть сейчас ко двору. Ну, может, не к императорскому, не в Вавель… Но уже, например, в Вильне вы могли бы появиться в том виде, в каком пребываете сейчас, и не очень бы выделялись. Даааа… Можно, можно было попасть хуже… Если б еще здесь не было ненормальных… буйных, надеюсь, среди них нет? Или, упаси Господи, содомитов?

– Нет, – успокоил Шарлей. – Упасла нас святая Дымпна. Только эти вот. Лежат, бормочут, попердывают. Ничего особенного.

– Прелестно. Ну что ж, побудем немного вместе. А может, и подольше.

– Может, короче, чем вы думаете, – криво усмехнулся демерит. – Мы сидим уже со святого Корнелия. И ежедневно ожидаем инквизитора. Как знать, может, уже сегодня?

– Сегодня нет, – успокоил Урбан Горн. – Завтра тоже нет. У Инквизиции сейчас другие занятия.

Хоть на него и нажимали, к пояснениям Горн приступил лишь после обеда. Который, кстати сказать, откушал с удовольствием. И не побрезговал остатками, которые не доел Рейневан, последнее время чувствовавший себя неважно и теряющий аппетит.

– Его пресветлость епископ вроцлавский Конрад, – объяснил Горн, пальцем выбирая со дна миски последние крупинки, – ударил гуситскую Чехию. Совместно с господином Путой из Частоловиц напал на Находско и Трутновско.

– Крестовый поход?

– Нет. Грабительский рейс.

– Это, – усмехнулся Шарлей, – совершенно одно и то же.

– Ого, – фыркнул Горн – Я собирался спросить, за что многоуважаемый господин сидит, но теперь уже не спрашиваю.

– И очень хорошо. Так что там с тем рейдом?

– Предлогом, если вообще нужен предлог, было якобы ограбление гуситами сборщика податей, совершенное, кажется, тринадцатого октября. Тогда прихватили круглым счетом полторы тысячи с гаком гривен.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});